У Петра Петровича Кончаловского, продолжавшего традиции хлебосольного русского барства, был огромный круг друзей и приятелей, которых он с удовольствием возил в свое имение Бугры. В довоенное время Алексей Толстой часто гостил в Буграх, жил там летом неделями. Разумеется, развлекались. Друзья часто сидели за столом, ведя неспешные беседы, а иной раз и спорили до хрипоты, но никогда при этом не обижали друг друга.
И всякие споры стихали, когда жена художника Ольга Васильевна садилась за рояль, а Алексей Николаевич Толстой подпевал ей приятным баритоном.
Кончаловский же, как истинный художник, даром время на досуге не терял, а делал портретные зарисовки своего друга, которые потом легли в основу портрета, законченного в апреле 1941 года.
Дочь художника и в будущем мама Никиты Михалкова и Андрона Кончаловского - Наталья Петровна Кончаловская вспоминала:
«Позировать Алексей Николаевич приезжал не один, а втроем-вчетвером с друзьями. И гости пили, ели, веселились, а хозяин работал — писал. Отец говорил, что ни один портрет не давался ему с таким трудом. Надо сказать, что каждый раз приходилось восстанавливать натюрморт, поскольку он съедался гостями. И тогда Петр Петрович шел в магазин, покупал огромную рыбину, снова препарировал ее, нарезая тонкими ломтиками. Петру Петровичу хотелось вписать в натюрморт еще шампуры с шашлыками, сырую баранину, переложенную луком и помидорами, он даже начертил шампуры сбоку на столе. Но Толстой воспротестовал: «А не слишком ли жирно будет? Знаешь, что говорить начнут! Брось!». И Петр Петрович послушался».
На портрете "красный граф" Толстой сидит один за праздничным столом. Он еще молод, красив, свеж и угадан в своих пропорциях так, что зритель может представить себе, какого был бы он роста, если б встал из-за стола. А был он приземистым, широкоплечим, с брюшком. На портрете он сидит в раздумье, и лицо у него вдохновенное, даже какое-то взволнованное, и в глазах — прозорливость. Смотрит он куда-то мимо натюрморта, мимо зрителя, словно видит что-то одному ему доступное. И мысль, скрытая за этим выпуклым, прекрасно написанным лбом, где-то далеко. Перед ним на свежей скатерти поразительной красоты натюрморт.
Окорок ветчины на блюде, кусок целой рыбины семги, курица зажаренная, помидоры, огурцы, ломти черного хлеба на тарелке, зеленый штоф с пробкой, на которой стоит фигурка русского мужичка, возле прибора изумрудная рюмка лампадного стекла и хрустальный бокал, наполовину наполненный густым красным вином. Ммммм... А давайте рассмотрим все детали этой чудесной картины
Посмотрите, как написана серебряная вилка, вонзенная в отогнутую кожу окорока, как лежат на серебристой чешуе рыбы розовые ломти колечками!
Матовая свежесть огурцов привлекает глаз, горят два спелых помидора на пучке зеленой петрушки, и уже начали подсыхать ломтики лимона возле рыбины. Все это мастерски написано, и хочется разглядывать и разглядывать детали натюрморта.
Говорят, что критика обрушилась на художника за столь вольное изображение известного писателя, тем не менее, и Кончаловскому, и самому Толстому портрет очень нравился.
Есть анекдотичная история об этом портрете, согласно которой живописец изобразил на картине только самого писателя, который старательно позировал, ожидая увидеть в результате вполне академический портрет своей персоны. И только потом, без ведома Алексея Толстого, на первом плане был написан богатый натюрморт.
Говорят, что когда Алексей Толстой увидел готовое полотно, то обомлел — уж не карикатура ли это на него? Но внимательно посмотрев на аппетитный натюрморт, хлопнул Кончаловского по плечу и сказал: «Это здорово! Поедем обедать!»
И действительно, возле этого полотна можно ходить долго, рассматривая детали, пока зверское чувство голода (о, великая сила искусства!) не прикажет: "сейчас же и немедленно, бежать в ближайший трактир!» Что я и мои друзья и сделали, выйдя из здания Третьяковской галереи, куда эта картина на время была привезена из Русского музея на выставку "Эволюция русского авангарда".
